Для
Европы начала XIX века Россия оставалась страной огромной,
загадочной и непостижимой, и просвещенное европейское
общество, жившее в эпоху активного изучения отдаленных областей земного шара, как
и собственного прошлого, в эпоху важных археологических находок, в эпоху, когда
профессиональные художники и любители совершали путешествия в малоизученные и
дикие земли, чтобы делать зарисовки сооружений древнейшего мира, и когда в
работе художника ценилась прежде всего точность и документальность изображения,
с восторгом встречало редкие публикации на эту тему. Одним из ценнейших
изданий такого рода стал великолепный альбом цветных гравюр художника Емельяна
Корнеева с пояснительными текстами графа Карла фон Рехберга. Два тома по 48
красочных иллюстраций в общем нарядном переплете с золотым тиснением на обложке
и золотым обрезом, хранят в себе ценнейшие сведения и яркие, воплощенные
визуально впечатления путешественников, изучавших внешность, костюмы, обряды,
образ жизни народов Российской империи, опубликованные с тем, чтобы сохранить
для потомков результаты этой огромной работы и поближе познакомить Европу с многонациональной
страной, доныне остающейся для Запада экзотичной, таинственной и непостижимой.
* * *
Взойдя
на престол, император Александр II в стремлении
исследовать доставшееся ему гигантское и местами труднодоступное наследство,
отправил генерала Георга-Магнуса Спренгпортена с экспедицией в Сибирь, на
Кавказ и в Поволжье с целью изучения обычаев, статистики
и нужд народов Российской империи. К генералу был приставлен талантливый
художник, выпускник Академии художеств, будущий академик исторической живописи
Емельян Михайлович Корнеев, его задачей было зарисовывать костюмы, особенности
внешности подданных российского государя, бытовые сценки. Участники высочайше
санкционированной экспедиции имели возможность наблюдать обряды и зрелища, к которым не были бы
допущены праздные зрители, перед ними были открыты все двери.
В среднем русские
скорее среднего, чем высокого роста, хорошо сложены, отличаются крепкой
конституцией; волосы у них черные, редко светлые; эти физические свойства
относятся к обоим полам. Живость, активность, веселость, упорство в
предприятиях, равнодушие к препятствиям и опасностям, наконец определенная
природная учтивость составляют характер русского. Гостеприимный, общительный,
добрый по натуре, он приходит в безмерную ярость, когда его уносит страсть.
Опрятность и умеренность – достоинства, которые встречаются повсюду, даже у
низших классов общества. Надо, однако, прибавить, что эта умеренность не
относится к потреблению выпивки: никогда русские люди не могли удержаться от
того, чтобы пить без меры. Храбрый солдат, трудолюбивый пахарь, хоть и рутинер,
активный коммерсант, правда, хитрый и корыстный, русский обладает всеми
предрасположенностями и качествами человека годного для искусств и наук. Можно
даже добавить, что он добивается успеха, если некоторое легкомыслие и
самонадеянность не остановят его на половине пути.
* * *
Результаты
экспедиции, тем не менее, не дошли бы до широкой публики, если бы некоторые
зарисовки не попались на глаза баварскому посланнику при императорском дворе.
Карл фон Рехберг унд Ротенлёвен выкупил у Корнеева его рисунки и задался целью
опубликовать обширное «Живописное путешествие», обнародовав сведения,
почерпнутые во время экспедиции. Наполеоновские войны, однако, помешали
Рехбергу в полной мере воплотить в жизнь свой замысел, и он ограничился «этнографической
частью, то есть той, которую публика примет с наибольшим интересом, и которая
никогда не исполнялась с той точностью и тщанием, коих она заслуживает».
Привычка жить на
вольном воздухе – основная причина крепкого сложения русских. Известно, что
климат в России очень здоровый, особенно зимой. Дети крестьян одеты легко,
бегают по снегу, не стеснены в движениях и без препятствий развиваются как
физически, так и морально. В России редко увидишь дома, прижатые одни к другим,
как в наших городах; каждый дом стоит отдельно, воздух свободно циркулирует в
нем. В сельской местности дома всегда из дерева. Холод – ничто для русского, он
к нему привык. Пища, которую он потребляет, проста, но обильна; он ест много
мяса и крупы, возможно, они-то и способствуют его выносливости. Русский
крестьянин редко болеет, и даже в больших городах в России обычно имеется мало
врачей. Не только к холоду привык русский, с такой же легкостью он переносит и
жару. (…) Мы еще увидим ниже, что в
банях они поддерживают экстраординарный жар и без всяких неприятных последствий
выходят из сильнейшего жара в самый суровый холод.
Отправившись
вместе с Рехбергом в Мюнхен, Корнеев наблюдал за созданием гравюр по своим
рисункам. Они были гравированы в технике акватинты, отпечатаны краской и еще
расцвечены от руки. Часть рисунков Корнеев гравировал сам, остальные гравюры
были исполнены иностранными (Ламинит, Кокерет, Гесс, Вагнер, Адам и Гросс,
Манц) и русскими (Скотников, Мельников, Осипов) мастерами. Пояснительные тексты
к листам написал Рехберг по своим собственным наблюдениям и свидетельствам
других иностранных путешественников, таких как Луи Бомануар, Георг Райнбек и
др. Тексты были редактированы и дополнены историком Жоржем-Бернаром Деппингом.
Русский обычно
прямолинеен; он использует мало средств ради достижения цели. При работе ему
требуется лишь малость инструментов для получения поразительных результатов.
Прежде всего русский с восхитительной ловкостью управляется с топором. Вот
заметки наблюдателя по этому поводу:
«Когда я вижу, -
говорит он, - одного из этих русских бородачей, который несет на спине топор,
заткнутый за кушак (…), я говорю себе: вот независимый человек. Русский
использует топор практически для всего; он способен превзойти с ним все
инструменты: топор служит и молотом, и пилой, и клещами, и рубанком, а если
нужно, то и долотом, в общем, всем. (…) Для того, кто явился из стран, где
искусства и ремесла требуют тщательно разработанного в соответствии с нуждами
инструментария, поразительно видеть великолепную простоту методов и скорость
работы русского ремесленника. Он не будет пилить доску или балку, он ее
разрубит в одни миг. Надо вбить гвозди – он перевернет топор и использует как
молоток. Им он обкалывает колышки и вбивает в положенные отверстия; им он соединяет
доски пробивает желоба; он способен делать и резной декор. Топор этот остер,
как бритва; рука направляет его с математической точностью…»
Рехберг принял в своем труде классификацию
народов, примерно совпадающую с проспектом Санкт-Петербургской академии наук с
поправками из описания народов Российской Империи Иоганна Готлиба Георги, по
которой количество народов, подданных Российскому императору достигает
девяноста девяти; если добавить обитателей западного побережья Америки,
получилась бы сотня. В книге, впрочем, рассматриваются лишь народы, «достойные
внимания просвещенного читателя».
В сельской местности не
встретишь много ремесленников. Каждый крестьянин сам себе плотник, столяр,
тележник, суконщик, портной, сапожник и веревочник. Ему достаточно один раз
что-то увидеть, чтобы успешно повторить. В обстоятельствах, которые привели бы
другого в растерянность, русский берется за дело и обходится без советов и
помощи. Он полагается только на самого себя, и ему не нужно, чтобы другие его
направляли. Нужно видеть русского, чтобы понять, какие ресурсы он в себе
содержит. Когда видишь, как господа делают из своих крепостных все, что
пожелают – художников, музыкантов, секретарей, ремесленников, понимаешь, что
русский способен на все. Так сказать, почва, благоприятная для любого
семени.
То, что цитировавшийся
выше наблюдатель говорит о ловкости русских, тоже стоило бы процитировать: «По
любым крышам, по любым стенам ходят у вас на глазах рабочие, туда и обратно,
без всякой помощи, кроме собственной ловкости, силы и чувства равновесия. А
другие сидят в воздухе на краешке тонкой и легкой доски. (…) Часто вы видите
лошадь, которая тянет за собой вместо экипажа одну ось с колесами или передок
коляски. Русский, стоя на узкой оси, держит поводья и гонит свою лошадь полевым
галопом по ухабистой мостовой, на которой экипаж подпрыгивает на шесть, на
восемь дюймов в высоту. Никакой кучер иной национальности не рискнул бы вести
этот смертоносный экипаж; для русского же в этом нет ничего особенного. (…) Сон
русских очень показателен. Можно сказать, что они ищут самое опасное место,
чтобы лечь спать. Вы видите человека, распростертого на одинокой скале; там
едва хватает пространства для его тела, но он спокойно спит себе на краю
пропасти. Качающуюся доску он предпочтет прочному дощатому настилу. (…) Не раз
я видел рабочих, храбро заснувших на узком парапете Невы. Почему русский ищет
таких опасных мест? Легкомыслие? Не может быть, он их ищет сознательно. Или эта
странность проистекает из глупости дикаря, неспособного видеть дальше
настоящего момента? Не верю: люди, с которыми мы говорили, были в основном
умны, ловки и изобретательны. Или они ведут себя подобно детям, которым
нравится играть с опасностью? В это я скорее бы поверил. Но мне кажется также,
что именно у русских эта идея основана на осознании собственной силы и способов
избежать опасности. Это чувство заключено в слове «небось» («не бойся»),
русский все время его повторяет. Это характерная черта нации».
* * *
Книга была опубликована в Париже в 1812-13
годах в типографии Кола на французском языке. Двухтомный альбом содержит 139 с.
текста и 96 листов цветных гравюр, включая фронтисписы к каждому тому. Подписи
под листами сделаны на французском и русском языках. Русские подписи сделаны в
переводе с французского и иногда звучат довольно забавно: запорожский казак,
например, превратился там в «сапорогского козака», грузины называются
«грузинцы» и т. д. На фронтисписе к первому тому изображены типы физиономии
представителей разных народов России, на фронтисписе ко второму - Нерчинский
рынок как модель городского центра в азиатской части страны. На остальных
литографиях представлены образцы костюмов, иллюстрации обрядов разных народов,
бытовые сцены. В первом томе описаны славянские народы, финские, татарские; во
втором – продолжение татарских народов, народы Кавказа, монгольские народы, маньчжуры,
народы неясного происхождения, народы-иммигранты, к коим оказались причислены
армяне. Завершает книгу описание японцев, которые, по словам автора, «если и
живут в Российской империи, то разве что
волей случая».
Большинство девочек
достигают половой зрелости в двенадцать-тринадцать лет, что можно объяснить в
столь холодном климате разве что частым посещением паровых бань, которые ускоряют
развитие, но и вызывают быстрое увядание и ослабление тела. Редко замужние
женщины сохраняют свежесть и привлекательность юности после первых родов. (…)
Бани и теплое питье, холод, тяжелый труд и отсутствие привычки следить за собой
лишают их той толики красоты, которой наделила их природа, к тому возрасту,
когда мужчины едва достигают полного расцвета. Другое обстоятельство не в
пользу русских женщин: то, что они сохранили старинную привычку сильно красить
лицо, даже покрывать его слоями белил и румян. Прежде этот обычай правил в
России даже среди высших классов, и на ненакрашенную женщину показывали бы
пальцами. Высшее общество мудро отказалось от этой дикой привычки, но простой
народ вряд ли скоро последует его примеру.
* * *
Бросается в глаза приверженность художника
классической школе живописи: многие его персонажи изображены в «античном» духе,
однако точность исполнения деталей костюма и внешности, реалистичные сцены из
жизни представителей разных народов (серия уличных игр к статье о русских, конское
ристалище казанских татар, киргизская беркутовая охота и т. д.) делают его
рисунки бесценным историко-этнографическим свидетельством; а собранная
баварским графом, очарованным бескрайними просторами и бесконечным
разнообразием российского населения, информация в описательных текстах иногда
звучит наивно, иногда вызывает улыбку, иногда искренне удивляет, но – что особенно любопытно
– и сейчас, спустя двести лет после издания книги, отнюдь не теряет своей
актуальности. А то, что сейчас воспринимается как навязшее в сознании клише, в
начале XIX века было если и не всегда достоверными, то, по
крайней мере, правдивыми рассказами энтузиастов-исследователей о собственных своих
впечатлениях.
Русский говорлив и
обладает очень убедительной манерой; он сопровождает разговор выразительными
жестами, часто все его тело приходит в движение: руки, ноги, голова, все
говорит, все принимает участие в беседе. Иностранец поймет, о чем речь, по
одним только жестам собеседников. Русский язык богат пословицами и поговорками:
в этом он превосходит все остальные языки.
В сельской местности
правит простота нравов; и там можно обнаружить множество черт, достойных
подражания. К ним относится, например, почтение к старшим: старики сохраняют
большую власть над семьей, даже над женатыми детьми…
* * *
Малороссы в среднем выше
ростом, с более светлой кожей и более серьезным характером, чем русские; они
меньше привержены выпивке…
Жилища малороссов
маленькие и строятся легко. Это плетенки, обмазанные гончарной глиной под
соломенными крышами. Их покрывают побелкой и снаружи, и внутри. Дома им не
очень-то и нужны; летом можно часто видеть, как они спят под телегой или
навесом.
Малороссы не так
привязаны к земле, как русские крестьяне. Они не знают рабства. Когда они живут
на землях дворян, они являются их арендаторами и носят прозвание «соседей». В
чем малороссы превосходят другие народы, это приготовление сидров и домашних
вин: они используют разные фрукты, и можно, как ни удивительно, обнаружить
хорошую выпивку даже в бедных хижинах.
Финские крестьяне были
вынуждены в силу своего изолированного положения, самостоятельно изготовлять
многие вещи, достать которые стоило бы огромных усилий. Они производят сукно
для одежды, деревянные орудия, необходимые в хозяйстве, полотно, табак, кожу,
хлеб, пиво; покупают они только соль и некоторые не очень ценные вещи, без
которых могли бы обойтись. Они прекрасные охотники и ловко управляются с
ружьем. Финны в целом храбры, гостеприимны и искренни; их недостатками являются
упорная приверженность старинным
предрассудкам, непобедимое неприятие нового и медлительность.
Чеченцы прилежно
занимаются сельским хозяйством, выращивают скот, ослов, мулов, свиней, лошадей
и немного крупного скота, что не мешает им искать пропитания также охотой и
разбоем. В целом они яростны, необузданны и очень опасны для русских, прежде
всего в восточной части Кавказского хребта. У этих племен почитают отличившихся
в разбое и презирающих опасность. Подчиниться победителю – стыд, которого
стремятся избежать, покончив с собой, если нет другого пути. Действовать на них
силой бесполезно, и даже их собственные вожди правят лаской и убеждением.
Чукчи внутренней части
страны разводят стада оленей и ведут почти пасторальную жизнь; но как же она
отличается от жизни пастухов Сицилии или Аркадии! Здесь поэтам не найти
идиллически сюжетов: задымленные хижины, сооруженные из акульих костей и
покрытые шкурами животных, или пещеры, выбитые в скалах и населенные
многочисленными семьями, яростные мужчины со страшными лицами, покрытыми странными
рисунками, голые скалы, огромные снежные равнины, вот печальные обстоятельства
жизни этого народа пастухов и охотников. В своем полудиком состоянии он не
лишен благородных качеств: он гостеприимен; он живет в мире с соседями; он
храбр и трудолюбив; но европеец вряд ли мог бы жить на Чукотке, даже если бы
климат там не был столь суров…
